Мне еще кажется, что реальность давит на шизофреника, его личность распадается и повреждается от каждого нового сигнала реальности.

А параноик сам изменяет реальность.

Стивен КИНГ

ЗАКЛЯТИЕ ПАРАНОИКА

Нет больше
Ни выхода и ни входа.
Дверь, что окрашена белым,
хлопала - ветром било.
Все хлеще и хлеще.

Кто-то стоит на пороге
в черном плаще,
горло его согрето
тонкою сигаретой.
Зря только время тратит

его приметы
в моем дневничке.В тетради.
Выстроились адресаты
змеею.Криво.
Рыжею кровью

красит их лица
свет от ближнего бара.
Свет продолжает литься...
Нет больше
ни выдоха и ни вдоха.

Если я сдохну,
если я скроюсь из виду,
если я больше не выйду,
мой ангел - а может, черт
отправит мой дневничок
в Лэнгли, что в штате Виргиния.

Стены пропахли джином,
свет пролился потоком,
ветры его сотрясали...
БЫЛО - пятьсот адресатов
по пятистам аптекам.
Были блики да блоки.
Было - пятьсот блокнотов...

В черном. Готов. Глуп.
И огонек - у губ.
Город - в огне...
Страх потечет реками.
Кто там стоит у рекламы,
думает обо мне?

Долго. Мучительно долго.
В комнатах дальних -дольних?
люди меня воспомнят.
Воспой мне
о жарком дыханье смерти
в звонках телефона,
о телефонной сумятице,
о проводной смуте...

Видишь, как просто?
Там - одинокий кабак на перекрестке.
Там, чередою столетий,
в мужском туалете
хрипит запоротый рок,
и в руки - из рук
в круг
ползет вороненая пушка,
и каждая пуля-пешка
носит мое имя.

Ты говорил с ними?
Их накололи.
Им не сыскать мое имя
в чреде некрологов.
В их головах - муть,
им не найти мою мать,
она скончалась.
Стены от крика качались.

Кто собирал пробы,
точно с чешуйчатых гадов,
с моих петляющих взглядов,
со снов моих перекосных,
со слез моих перекрестных?

Свет невозможно убрать...
А среди них - мой брат.
Может, я говорил?
Что-то не помню...
Брат мой все просит
заполнить бумаги его жены.

Она - издалека,
начало ее дороги
где-то в России...
Вы еще живы?
Вас ни о чем не просили!

Слушай меня, это важно,
прошу, услышь...
Ливень падает свыше,
с высоких крыш.

Капли - колючее крошево,
серое кружево.
Черные вороны сжали
ручки зонтов черных.
Болтают... слушай, о чем они?
Пялятся на часы.
В воде дороги чисты.

Долго лило - острые струи мелькали.
Когда завершится ливень,
останутся лишь глаза
как монетки мелкие.
Останется ложь.

Подумай - стоит стараться?
Вороны - черные.
Вороны эти ученые
у ФБР на службе.
Вороны - иностранцы,
все это очень сложно.

Лица манили,
но я обманул их
я из автобуса выпрыгнул.
Один. На ходу. Без денег.
Там, среди дымных выхлопов,
таксист-бездельник
поверх газеты измятой
прошил меня взглядом,

глянул - словно сглодал.
Я - ошалевший, измотанный.
Кану,
как камень.
Сверху -соседка.
Ушлая старая стерва,
седина - на пробор...
Ее электроприбор
жрет свет моей лампы,

мне уже трудно писать.
Мне подарили пса:
пятнистые лапы
да радиопередатчик,
вживленный в нос.

Мистика.
Прямо с моста
я столкнул пса вниз
на двадцать шесть пролетов...
Вот, написал про это.

(Ну-ка, назад, проклятый!
Живо - назад!

Я видел высоких людей
гляди,
больше не будет .проколов.)
В закусочной пол
пел
старые блюзы-хиты.

Официантка - хитра:
твердит, что бифштекс солили.
Да мне ли не знать стрихнина!
Горький тропический запах
не заглушить горчицей,
по -- притуши-ка запал,
стоит ли горячиться?

От горизонта,
от гор
ночью пришел огонь.
Видишь, как дым - нимбом
сереет в небе?

Ночью все мысли смяты,
то ли это!
Кто-то безликий - смутный
по трубам отстойника столько
плыл к моему туалету...

Слушал мои разговоры
сквозь тонкие стены
стены вращали ушами,
стены дышали,
стены давили стоны.

Видишь - следы рук
фаянс испачкали белый?
Время стянулось в круг,
все это вправду было...

День переходит в вечер,
красным горит по сгибу:
Мне позвонят - я уже не отвечу.
Не телефон - гибель!

Бог посылал грозы
люди швыряли грязью.
Грязью залили землю,
больше - ни солнца ни зелени,
лишь крики боли.

Они научились врываться,
у них - винтовки да рации.
У них - ни заминки в речи,
им объясняют врачи,
как будет эффектнее трахаться.

Прикинь, как сладко:
в лекарствах у них - кислотка,
в лечебных свечках - "снежок".
Кто там. с ножом,
рвется - прогнать солнце?

Пусть только сунется!
Дорога моя - все уже,
дела - не в лад.
Я облекаюсь в лед,
не помню - я говорил уже?

Лед ослепляет подлые инфраскопы,
слежка выходит за скобки...
Вот - наклонилось к закату
индейское лето.
Произношу заклятья,
ношу амулеты.

Золою
засыпаны залы.
Вы полагаете - взяли?
К черту!
Я ж вас прикончу в секунду.
Я ж вас попалю за черту
четко!

Любовь моя, будешь кофе?
...Небо - как кафель,
моя усмешка - как грим...
Нет у меня в ходу ни имени,
ни выхода и ни входа.
Кто-то стоит,
согретый горечью сигареты.

Не помню - я говорил? ....

*********************************
Чувствуется явное влияние Эллиота, и структура несколько нечеткая, более похажая на алкоголическую.
Но настроение передано идеально.
осторожно, ритм такой, что если читать вслух, можно заразиться.

Бекметджан Владленович Кухенплиттер всегда знал, что самое большое зло - это создания женского пола препубертатного возраста.
Они охотились за ним с раннего детства. Пялились на него, иногда демонстративно отварачивались и всегда мерзко хихикали, хотя чаще у него за спиной.
Они рисовали на асфальте квадратики с циферками, в которых было закодировано его имя и ожесточенно прыгали между линиями, пиная плоскую гальку, которая олицетворяла самого Бекметджана.
Скакали через веревку, повторяя гадкие заклинания-дразнилки.
Делали вид, что идут куда-то по своим делам, но всем было известно, что в их сумочках и рюкзачках лежат похабные рисунки, на которых изображен он.
Все знакомые его взрослели и старели, но эти твари всегда, вот уже 40 лет оставались все такими же. И он знал. Они ждут своего часа. Часа, когда он проявит слабость и вот тогда…
Тогда они накинутся на него, надругаются, уничтожат, унизят. Ведь это именно то, зачем они пришли в этот мир.
Иногда он находил в парке или в пляжных раздевалках вонючие кучки и понимал – это предупреждение.
Скоро эти кучки окажутся у него под дверью.
Они приближаются. Они идут.
Иногда он приходил наблюдать за ними в местах их оргий. Брал бинокль и прятался в кустах.
Но откуда-то всегда появлялись их хранители, поступившиеся частью и совестью и подавшиеся в услужение к чертовому виду. Хранители орали на него, отбирали бинокль, иногда били.
Он пытался бороться с отродьями. Расставлял в местах их скопления самодельные капканы. Клал дохлых крыс в оставленные ими сумочки. Как-то даже пробрался в школьную раздевалку и опорожнил бачок биотуалета, заранее украденный с дачи родителей одной из них.
Безрезультатно.
Но бывало, несколько раз его на белой машине отвозили в кабинеты к старшим хранителям, которые задавали ему отвратительные, оскорбительные вопросы и вели беседы, замаскированные под психоанализ.

Эти негодяи хотели показать ему, что он сумасшедший.
Хотели подавить его волю.

И вот однажды, обычным осенним утром, он как всегда вышел на прогулку, проверить тайные ловушки и увидел это…
На двери его парадной было намалевано розовым мелком сердце, проткнутое стрелой, а под ним корявые буквы Б+К=Л.
Он без труда расшифровал надпись:
"Бекметджан Кухенплиттер подлежит Ликвидации".
И тогда он понял, что терять ему больше нечего. И он решился. Поднялся домой.
Подготовился. И вышел в центр площадки, где резвились мелкие твари.
Он скинул плащ, подставляя голое, чисто выбритое тело леденящим струям воздуха и заорал:
- Вот он я, берите, насилуйте! А это видели? Клал я на вас! Я вас не боюсь! Суки! Прошмандовки!
Имайте меня все…
Когда трое хранителей, грубо запихивали его в желто-синий уазик, он с горечью понял, что опять не ошибся.
Дьяволицы никогда не делают того, что хотят при свете дня. И теперь наймиты отвезут его во тьму, страшную тьму, куда безнаказанно явятся Они, чтобы окончательно уничтожить его…
Б+К=Л.
Как и было написано.

Б+К=Л.

Достаточно посмотреть на кремлевскую пропаганду.
Чистая паранойя.

Да и на ЕЖе хватало борцунов с несуществующими врагами.

Даже один раз поддался. Давно было дело, даже рассказывать противно.
Одна вполне себе параноидальная дамочка возненавидела безо всяких причин другую дамочку, вполне себе благодушную, отсидевшую при совке за антисоветскую деятельность.
И так она ее возненавидела, что стала со веми делиться своими подозрениями, размышляловами и проч. и в конце концов дошла до того, что обвинила ее (за ее спиной), что она стукачка.

Я, как и ряд коллег, сидел, развесив уши, и внимал.

И пару раз поддакнул.

Как стыдно сейчас...

Но подлость и паранойя (а они неразделимы) - это не нарочно, это просто свойство души такое, тут ничего нельзя исправить.

Это был удивительный урок в моей жизни: что человек подлец не нарочно, а просто по программе.

Кстати, это еще и ответ на вопрос о том, есть ли диавол.

А кто его ведет, кто создал эту прихотливую программу параноидальной подлости? (Причем параноик считает себя вообще самым правильным, в белых одеждах, другого ему не дано).