...мы уже сейчас можем говорить о переосмыслении иранскими суфиями понятия «неверие»,
благодаря которому они получили возможность обвинить в «неверии» своих оппонентов
и вместе с тем активно пользоваться иноконфессиональной образностью.
Представители поэтического суфизма использовали термин «неверие» (куфр)
в том же смысле, что и традиционные богословы,
применяя его к себе с целью противопоставления
своей формы религиозности
традиционному благочестию.
В то же время он был переосмыслен ими
применительно к самим традиционалистам к
ак неспособность увидеть Истину через покров внешнего.
Суфии соглашались с тем,
что, с точки зрения традиционалистов,
их форма религиозности есть «неверие»,
но причину такого восприятия
они видели в непонимании традиционалистами мотивации суфиев,
уходящей своими корнями в учение о бытии.
Непонимание традиционалистами суфийской онтологии
они уподобляли идолопоклонничеству (бутпарастū),
подвергая, таким образом,
упомянутой процедуре такфūр, или «признания неверным»,
самих традиционалистов.

Итак, вашему вниманию здесь представлены Крест священнослужителя наградной, в память Отечественной войны 1812 года и Медаль "За взятие Парижа 19 марта 1814 года.
"Всевидящее око" на наградном кресте православного священника должно, как минимум, вызвать некоторое удивление. И вопрос - надевали ль они сей крест на службу или же повесили в дальний чуланчик, от греха?
Глядя на медаль, тоже стоит удивиться изображению Александра I в лавровом венке и - обращаю Ваше внимание Кирилл Евгеньевич!- в сиянии расположенного над ним «всевидящего ока».
Медаль предназначалась для награждения всех участников взятия французской столицы — от солдата до генерала. Но - интересно, почему? - была вручена им только 12 лет спустя, уже по распоряжению Николая I. Причём, выдача награды началась 19 марта 1826 года и растянулась на целых шесть лет. Поэтому, кстати, вполне естественно, что на портретах героев Отечественной войны 1812 года, написанных до 1826 года, эта медаль среди других наград попросту отсутствует.
Так что, видимо не только Михайлу Илларионыча бес масонства о ту пору попутал. Тот же бес, ежели по наградам судить, нас и Париж взять подбил, равно как и французов, незадолго до того, Москву разорить подзудил.
А ежели вспомнить, что Александр, обменявшись "особым приветствием", лично отпустил пленённого под Кульмом генерала Вандама с остатками его корпуса и оружием, ситуация и вовсе запутывается до невозможности.
Видимо не зря Наполеон, говоря об Александре I, называл его "мой бескорыстный враг". Не договаривал чего-то француз. Ох, не договаривал...
Tags: быльки, заметки на полях

1.Уменя племянница 4-х летняя нарисует лучше!!!

"Народ сам создает СВОЕ мнение.Хватит его нам навязывать!"

"Народ сам создает СВОЕ мнение.Хватит его нам навязывать!"

на фейсбук дмитрий врубель тоже хорошо откомментировал

Императив общественного поведения определяет поступок в отношении к утвержденному в данном обществе представлению о норме поведения. Этическая ценность раскрывает отношение поступка и свободной воли человека. Если этическая ценность превращается в императив общественного поведения, то понимание ответственности за собственное свободное самоопределение подменяется представлением о принятой для всех норме, предписывающей определенный поступок. Данные нормы используются имеющими власть (либо борющимися за власть) группами в качестве идеологии – системы мотиваций, побуждающих человека поступать не в соответствии с собственным этическим самоопределением, а в интересах других групп, имеющих отношение к политической власти.

Отчуждение этического

Этическая ценность раскрывает значение поступка человека в отношении к его свободному самоопределению, поэтому этическое требование к другому человеку возможно исключительно в сфере личностного общения. Смысл личностного общения в том, чтобы другой человек отвечал свободно, в соответствии с собой, а не в соответствии с заданными правилами. Деловое общение полностью регламентировано социальными требованиями и правилами, поэтому я его буду называть социальным общением.

Нравственные нормы определяются как мера нашего совместного понимания этических ценностей. В силу этого нравственность позволяет обращаться к другому человеку личностно даже внутри сферы социального общения. Благодаря этому возникает общение, при котором элементы личностного общения включаются в сферу социального общения. В данном случае нравственные требования к другому человеку – это апелляция к совместному пониманию ценностей, лежащих в основе их общения. Если другой человек не понимает и не разделяет эти ценности, то нравственные требования к нему бессмысленны. В таком случае к нему должны предъявляться не нравственные, а правовые требования. Соответственно, общение с ним переходит в другую форму, утрачивая личностные черты, оно становится сугубо социальным.

Это означает, что ни этические ценности, ни нравственные нормы не могут быть императивами для общества, т.к. они имеют смысл только в личностной сфере. Тем не менее, мы наблюдаем распространение идеологий, придающих нравственным нормам форму законодательных предписаний.

Если этические ценности определяют значимость самого поступка, то правовые ценности – значимость самой возможности поступать. После тяжелых кровавых испытаний западная цивилизация пришла к идее правозаконности защищающей право человека поступать, в том числе и ошибочно (если при этом он не нарушает права другого человека), не предписывая при этом, как именно он должен поступить.

К сожалению, в массовом сознании людей, удерживающем предрассудки эпохи феодализма, закон понимается не как нормы, защищающие сферу возможного поведения людей, а как императивные предписания людям поступать «правильно» в соответствии с этическими или религиозными представлениями. Такое понимание неизбежно ведет к отчуждению от человека религиозной и этической сферы.

Императив общественного поведения определяет поступок в отношении к утвержденному в данном обществе представлению о норме поведения. Этическая ценность раскрывает отношение поступка и свободной воли человека. Если этическая ценность превращается в императив общественного поведения, то понимание ответственности за собственное свободное самоопределение подменяется представлением о принятой для всех норме, предписывающей определенный поступок. Данные нормы используются имеющими власть (либо борющимися за власть) группами в качестве идеологии – системы мотиваций, побуждающих человека поступать не в соответствии с собственным этическим самоопределением, а в интересах других групп, имеющих отношение к политической власти.

Подобного рода идеологии обосновываются на этических или религиозных ценностях, но на самом деле отчуждают эти ценности от человека, превращая их в императивные нормы закона, предписывающие поведение людей. Поэтому в обществах, основанных на таких императивных нормах закона, люди не только отчуждаются от этической и религиозной сферы, но и утрачивают свои свободы.